"Огонь в сердце художника"

Актеры – люди редкой породы. Их работа – маскировать собственную личность и превращаться в нечто совершенно другое, иногда непорочное и добродетельное, а иногда отвратительное и злобное. Это, должно быть, нелегко. Уничтожить все, что делает тебя тобой, стать кем-то (а иногда и чем-то) иным. Некоторым это удается. А кое-кто даже способен идти нелегкой дорогой к славе, сохраняя спокойствие и оставаясь самим собой. Вигго Мортенсен – из таких. Человек с тихим голосом, игравший в фильмах “Свидетель”, “Путь Карлито”, “Пророчество”, “Портрет леди”, “Солдат Джейн”, “Идеальное убийство” и в спорном римейке хичкоковского “Психо” Гас Ван Сента, который скоро выходит на экраны, Вигго – артист необыкновенной амлитуды и глубины, сосредоточенный на познании самых разных видов искусства. Он – сложившийся фотограф, писатель, художник, и каждый из его талантов – часть головоломки, скрывающей, что он за человек. Но теперь, накануне открытия выставки своих картин в Галерее Трэк16 в Лос-Анджелесе, он готов поделиться с миром своим уникальным восприятием действительности.

“Свидетель” был вашим первым фильмом, верно?

Это был первый фильм, из которого меня не вырезали. До него я снимался еще в трех картинах, где у меня даже были роли со словами, но эти моменты вырезали при монтаже. В паре случаев это сделали действительно хорошие режиссеры. Джонотан Демме, Вуди Аллен…

О, именно они! (смеется)

Но все равно это был полезный опыт, даже когда я играл в одной единственной сцене. В каждом фильме, каким бы продуманным не был сценарий, какие-то сцены или части сцен в конце концов вырезаются, точно так же, как вы, журналисты, что-то выбрасываете, редактируя статью. Обычно у режиссера самые лучшие намерения, когда он снимает ту или иную сцену. А потом обнаруживается, что без нее вполне можно обойтись. Знаете, первое, что вы должны сделать – определить, без чего ваша история может обойтись, и при этом соответствовать задуманному. Я поступаю именно так, когда сам что-то пишу, и это делает меня более терпимым к людям, которые снимают кино. Я начинаю понимать их точку зрения. Я всегда гляжу на вещи, которые написал, и думаю: “Что еще я могу выбросить без ущерба для смысла?” А потом, годы спустя, я смотрю на стихотворение и понимаю – можно было выкинуть еще пару слов.

Однажды кто-то из музыкантов сказал мне: “Секрет не в тех нотах, которые играешь, а в тех, которые как раз не звучат”.

Итак, я изучил список ваших фильмов, и некоторые особенно меня заинтересовали. Например, “Тюрьма”/Prison, фильм Ренни Харлина.

И как это было? Я имею в виду, фильм был неплохой?

Это был малобюджетный ужастик. Играли в основном нью-йоркские театральные актеры. Для такого фильма это была очень опытная актерская команда. Так что я был окружен людьми, которые знали, что делают, и это было замечательно. Работать с ними было здорово. Сюжет был, конечно, не очень... Дешевый ужастик, как я уже сказал. Но у Ренни Харлина было определенное чутье на спецэффекты. Я уже не знаю, выделялся ли этот фильм на фоне других картин того времени. Мне нравилось место съемок. Я люблю Вайоминг.

Следующий фильм, который меня интересует – “Кожаное лицо”…

(Смеется) Это было весело. Не знаю, сколько раз это подвергалось цензуре. Люди думают, что категория, к которой относят фильм – это нечто объективное, и что это делается, ради заботы о публике или что-то в этом роде. Это не так. Просто некие люди решают что-то, руководствуясь определенными кодексами. Я уверен, что если бы этот фильм выпустила большая студия, ей, возможно, это сошло бы с рук.

Думаю, сошло бы.

Как бы то ни было, фильм получил категорию X [Категория “X” присваивается фильмам, содержащим откровенные эротические сцены и сцены насилия. – здесь и далее прим.перев.] и из него очень многое вырезали, так что он стал всего 70 минут длиной. К сожалению, большинство действительно смешных шуток было связано с ужасным кровопусканием. Там было много смешного.

Думаю, M.P.A.A [The Motion Picture Association of America – Американская Ассоциация Кино] идет к столу, где лежит продолжение “Техасской резни”, со словами “Отлично, давайте возьмем ножницы и разберемся с этим.”

Да, может и так. Взять “Хеллоуин”[фильм ужасов 1993 года режиссера Джона Карпентера о сумасшедшем убийце, терроризирующем маленький город], такого рода фильмов появляется все больше. Меня действительно это почти не беспокоит. Я имею в виду, для меня это просто работа, и я пытаюсь делать ее как можно лучше и получать удовольствие.

И, как говорил Спенсер Трейси [американский актер (“Ребро Адама”)], не налетать на мебель. Один из ваших фильмов, мой любимый, “Отражающая кожа”. Отличный фильм.

Да, интересный. Филип Ридли – хороший сценарист. Я, кстати, делал другой фильм с Филипом Ридли, который в Европе и Японии стал практически культовым, но никогда не издавался здесь из–за каких-то контрактных обязательств. Я не знаю, какого дьявола это так. Думаю, это необходимо согласовывать и с актерами. В любом случае, его нет на видео. Он называется “Темный полдень” и визуально это тоже очень интересно. Знаете, Ридли продолжает писать и ставить пьесы в Англии, и одна из них шла здесь, в Вашингтоне, она называлась The Pitchfork Disney. Он интересный человек, который продолжает делать интересные вещи. Он оригинален.

Думаю, киноиндустрия нуждается в людях, которые готовы делать что-то новое. В противном случае дело закончится этими бездушными многобюджетными чудовищами, которые сейчас выходят на экраны.

Да, знаю. Я принимал участие в парочке таких “чудовищ”. (Смеется) Иногда нужно вносить арендную плату.

Люди должны есть, знаете ли. Indian Runner. Что вы скажете о нем?

Это был режиссерский дебют Шона Пенна. Думаю, он учился этому и действительно был хорошо подготовлен. Но, в любом случае, это был его первый опыт. Этот фильм, мне кажется, стал для него как для режиссера своеобразной тренировочной площадкой. И мы прошли эту школу вместе с ним. С тех пор я научился многому, но я набирался опыта и во время съемок этого фильма. До этого я никогда не играл столь значительную роль. “Тюрьму” можно не считать, хотя у меня и была там главная роль, но этот фильм был бесконечно далек от тех картин, на которые люди обычно ходят. В Indian Runner присутствовала некая изюминка. Он производил впечатление независимого кино. Съемки длились около 55 дней, а это достаточно много. Было выбрано удачное место для съемок, была отличная команда и хорошее оборудование. Там снимались великолепные актеры, например, покойная Сэнди Деннис. Это была ее последняя роль в кино. Она была из тех, кем я по-настоящему восхищался и до сих пор восхищаюсь, и для меня очень много значило играть вместе с ней. Но этот фильм не имел особого успеха в прокате. К счастью, он обрел вторую, третью и четвертую жизнь на кабельном и на видео. Люди, кажется, знают этот фильм, но создателям это не принесло ни цента. Многие актеры, которые там снимались, стали известными и снимались в последствии в интересных ролях, Патрисия Аркветт, например. Дэвид Моррис… Интересно увидеть Чарльза Бронсона в подобной роли. Я думаю об этом фильме как о хорошей возможности приобрести опыт. Я многому научился за время работы над ним. Люди, бывало, говорили мне об этом фильме: “Отлично, теперь ты на своем собственном пути, и у тебя появились новые возможности”. Но я так не думаю. Я просто многое узнал, снимаясь в нем, и это один из немногих фильмов, который люди, кажется, считают чем-то высокохудожественным.

Хорошо. Теперь поговорим о “Багровом приливе”. Полагаю, во время работы над этим фильмом вы просыпались по утрам, оглядывались вокруг и говорили: “Боже…”.

Наблюдать за Джином Хэкменом и Дензелом Вашингтоном было очень интересно, как и участвовать в сценах, где они спорят и обсуждают что-либо. Я хочу сказать, забавно наблюдать за такими актерами, как за спортивным состязанием, а я как бы сидел в первом ряду. Это снималось поблизости от места, где я тогда жил, поэтому я мог проводить свободные дни на съемочной площадке, просто околачиваясь вокруг и наблюдая, как на актерских курсах со свободным посещением. Знаете, некоторые вещи случаются только раз. Было здорово наблюдать за этим и торчать там, даже когда этого не требовалось, потому что не так уж часто есть шанс понаблюдать за людьми, которые действительно чего-то достигли в своей профессии, а это в полной мере относится к Джину Хэкмену и Дензелу Вашингтону. Знаете, Джин Хэкмен из тех, кто много снимался все эти годы, причем в очень разных фильмах.

Мы разговаривали недавно с кем-то о Хэкмене и попытались вспомнить какой-нибудь по-настоящему плохой фильм с его участием, но не смогли.

Он всегда хорош. Не имеет значения, где он играет. Немногие актеры похожи на него: неважно, каков материал, вы всегда найдете что-то в его роли.

Мы брали интервью у Грега Вайдена [режиссер “Пророчества”] перед выходом “Пророчества”, и я хотел бы поговорить о вашей роли в этом фильме. Хотя вы играете самого дьявола, это небольшая роль – вы понимаете, что я имею в виду? Вы действительно покоряете, и угрозы в ваших устах звучат очень утонченно. Как вы этого добились? Я имею в виду, поразительно, что вы взялись играть Сатану и даже сделали его довольно загадочным. Вы играли его почти без грима и не злоупотребляли жестикуляцией.

Кадр из Пророчества (Вигго Мортенсен и Элиас Котеас)

Ну, он же из разряда сверхъестественного. Это делало эту роль до некоторой степени запутанной, словно головоломка. Я имею в виду, каждая роль – головоломка, но эта отличалась от всего, что я играл в прошлом. О других персонажах можно легко домыслить, где они родились, кто были их родители, что у них было за детство, вплоть до еды и зубной пасты. Можно придумать все это. Многие актеры этого не делают, а мне это кажется забавным. Это похоже на то, как некоторые люди читают журналы в очереди к стоматологу, чтобы отвлечься. До тех пор, пока фильм не закончен, я просто пытаюсь думать о своем персонаже, представлять себе его прошлое, привычки и другие черты характера, которые у него могут быть и которые влияют на его нынешнее, “экранное” поведение. Это просто забавно. Понимаете, что я имею в виду? Это – часть моей роли, часть удовольствия от этой работы. То, что я знаю из собственного опыта, помогает мне справляться с ролью и быть более спокойным. В случае с “Пророчеством” это было то же самое, что играть Санта Клауса. Я имею в виду, это ведь всего лишь набор клише – что в Аду предположительно жарко и так далее, – но что еще мы знаем об этом? Ну да, все это есть в Библии, и можно прочесть все сатанинские книги в мире, если пожелаешь. Это ничего не значит. Зло как сила. То, что ты можешь обсуждать, о чем можешь поспорить, стоит ли в это верить или нет. И одновременно – нечто объективно существующее. И в таком случае все по-другому. У меня не было ориентиров, которым я мог бы следовать, но вместо того, чтобы воспринимать это как проблему, я отнесся к этому как к интересной задаче. Если играешь кого-то, кого нельзя ввести в заблуждение, кто фактически имеет возможность делать почти все, что хочет, выбирать формы своего воплощения и даже и совершенно исчезать, просто поселяться у людей в голове и не бояться тех вещей, которые обычно пугают смертных, это дает тебе свободу. Нет никакой нужды вопить, орать и скакать вокруг. Если вы руководите (смеется), вы об этом знаете. И вы не должны это доказывать. Вы должны верить этому в данный момент и сделать так, чтоб и другим казалось именно так. Это такой психологический переключатель, которым вы должны попытаться щелкнуть. Если вам дают роль, согласно которой вы можете сделать все, что хотите, говорить все, что хотите, а еще знаете, что люди на самом деле думают, что бы ОНИ ни говорили и ни делали (смеется), не обязательно громко рекламировать это.

Правильно, и, думаю, отсюда и исходит угроза.

Было несколько дурацких, но по-настоящему интересных моментов, которые вырезали из фильма по тем или иным причинам: потому что кадры были неудачные или нужно было немного сократить длительность фильма. А еще потому, что люди в студии боятся показаться слишком сумашедшими. “Это дьявол, мужик. Ты не можешь ТАК это играть”. А я в ответ: “Что вы об этом скажете? Я могу делать все, что, черт побери, хочу”. Случались своеобразные моменты, смешные. Крис Уокен был великолепен и очень забавен. Это еще один парень, для которого неважно, в каком он фильме играет, он всегда делает что-то настоящее. Помещаешь его в любую ситуацию, и начинает происходить что-то интересное, ему достаточно просто быть поблизости. Для меня это незабываемый опыт – сниматься вместе с Крисом.

Мне также любопытно услышать что-нибудь про “Солдат Джейн”. Вы могли подумать, что фильм будет так воспринят публикой, как это произошло? Он создавался как пример того, чего в состоянии достичь женщина, но одновременно феминистки активно поносили его.

Я не читал слишком много о том, как это было воспринято, и могу судить только по тому, что слышал от людей и по тем вопросам, которые мне задавали во время интервью, но я думаю, большинство негативных отзывов было направлено скорее на Деми Мур как на личность, чем на сам фильм. По крайней мере, так мне показалось. Не знаю, правильно это или нет.

Я посмотрел этот фильм не так давно. Пришел в кинотеатр уже предубежденным после всего, что прочел. Но, посмотрев его, я с удивлением обнаружил, что это хороший фильм, и Ридли Скотт… Он не поденщик.

Определенно, большая студия может себе это позволить. Для кино имеет значение не только то, на что фильм направлен. Скорее всего, Ридли здорово порезал фильм и сделал из него что-то интересное. И я думаю, Деми отлично справилась со своей работой. В этом фильме были затронуты архетипические вещи, но мы слегка скруглили острые углы, немного обогатили его. Ведь что предполагалось? Бедная женщина торчит посредине толпы посредственных ублюдков. Я думаю, мы сделали фильм чуть интереснее.

И вы попали в историю как парень, которому Деми Мур предложила пососать ее член.

Другой фильм с вашим участием, который я смотрел недавно – “Идеальное убийство”. Там были ваши картины, верно?

Как это было? Я имею в виду, вы работали с птицами высокого полета – Майклом Дугласом и Гвинет Пэлтроу. У вас был шанс представить большое количество ваших работ…

Да, удивляюсь, как мне это позволили, на самом-то деле. Просто у нас оставалось мало времени до начала съемок, и я спросил: “Что если я сам их сделаю?” Я показал несколько маленьких образцов, и мне сказали: “Конечно, если ты нарисуешь их побольше”, и я ответил: “О’кей”. Это было похоже на собеседование при приеме на работу, когда спрашивают: “Вы говорите по-китайски? Если да, то мы вас берем”. И, конечно, ты отвечаешь: “Да, разумеется”. А потом, до следующей среды, пытаешься представить, как говорить по-китайски. Мне нравится рисовать. Еще мы использовали фотографии, потому что я в этом хорошо разбирался и имел большой запас снимков. Это помогло.

Ну, думаю, интересно еще и то, что ваши работы обладают мощью, они молчаливо указывали на крайности в характере вашего персонажа. Если вы рисуете детей или белочек, это одно, но в этих картинах была темная сила, и поэтому у персонажа были эти черты.

Хм… Да, хорошо сказано. Я могу придумать одну или две черты, которые они подчеркивали. Но я уже не помню, какие именно работы были отобраны. Я не мог судить о них объективно, потому что у меня весь дом заполнен картинами, их около 40. Те картины, что я нарисовал для фильма, были в том стиле, который я тогда практиковал. Моя задача была сделать так, чтобы казалось, будто они написаны неопытным художником. Я подумал, что было бы интересно подчеркнуть наличие у него некоторых способностей, что это будет лучше, чем просто некие обобщенные работы. А поскольку я играл вымышленного художника, я решил, что это должно быть что-то незнакомое зрителю. И, с этой точки зрения, они вполне удались.

Поговорим немного о вашем последнем фильме. Вы играете в “Психо”. Сейчас об этом фильме много пишут, и хорошего, и плохого. Похоже, общественное мнение меняется, и люди начинают поддерживать фильм.

Я приятно удивлен, что люди, кажется, проявляют гораздо больше любопытства к этому фильму, чем к большинству других. Это необычно. Ноябрь-декабрь – время, когда объявляют претендентов на всякие Оскары. Странно, что это волнует и тех, кто никогда не видел оригинал, и тех, кто моложе и, бывало, смотрит ужастики. Фильм под называнием “Психо”– если бы его сделали сегодня, знаете, там убивали бы молотком.

(Смеется) Да, это было бы что-то подобное… Не знаю, знакомо ли вам имя Уильяма Люстига, он снял такие фильмы как “Маньяк”, в 70-х, со сценами скальпирования и выстрелами из ружья в лицо.

Это могло бы быть что-то подобное.

Да, это мог бы быть настоящий кровавый фестиваль, но вы ведь понимаете, “Психо” – это не то.

И это изумляет. Я смотрел версию Хичкока, когда мне было 13. А недавно мы ходили на новый фильм Джона Карпентера, “Вампиры”, его рекламировали как новый “Психо”, и это был удачный рекламный ход. Многие из тех, кто в молодости смотрел Хичкока, пришли на него взглянуть. А Гас Ван Сент, я знаю, испытывал давление еще до того, как приступил к съемкам.

Да, я слышал такое, но в конце концов люди устают досаждать. Я это ненавижу. И потом, они, наверное, говорят: “Так-так, и что же это в действительности?” А потом они начинают думать: “Мы уже не можем это увидеть? Раз так, теперь мы этого как раз и хотим”.

И, закрывая эту тему, мне любопытно, чем еще вы занимались в последнее время.

Фильмом под названием The Blouse Man, который, я думаю, в итоге будет называться как-то иначе. “По луне” или что-то такое. Действие происходит в 1969 году в Catskills. Интересная история. Диана Лэйн играет главную героиню и она очень, очень хороша в этой роли. Мирамакс будет это продюсировать. Я знаю, они делают пере-монтаж и что-то еще, но, полагаю, причина, что Мирамакс это купила, проста: подобные фильмы пользуются устойчивым вниманием у публики. Поэтому я в самом деле не знаю, какой станет эта картина, чтобы людям, которые в этом заинтересованы, она понравилась. Фильм выйдет в апреле, думаю. Еще одна моя недавняя работа – фильм, который вышел в Европе и хорошо был принят на фестивалях, над ним я работал в Испании, он называется “Ружье моего брата”/My Brother's Gun и может появиться, а может и не появиться здесь. Неплохо, если появится. Возможно, он выйдет здесь на видео. Первый раз я работал с режиссером, который на самом деле писатель. Серьезный писатель, весьма популярный на родине. Он много путешествовал и писал, у него есть преданные последователи. Кто-то захотел сделать фильм по его книге, которая называется “Упавший с небес” или как-то так. Он сказал: “Ну да, эти люди берут книгу и будто через мясорубку ее пропускают. Лучше не надо. У меня нет причин на это соглашаться”. На него продолжали давить и, наконец, сказали “Ладно, почему бы тебе самому не снять это? Ты же любишь кино. У тебя все полки заставлены видеокассетами. Ты действительно киношный человек”. Он сказал: “Нет. Я понятия не имею, как за это взяться”. Но его продолжали уговаривать: “Мы тебе поможем. Что тебе нужно?” Он сказал: “Ну ладно. Я хочу снимать это с таким-то оператором” и так далее. Кончилось тем, что он снял весьма недорогую и интересную историю. Никто не поверит в это. Это потрясающе.

Я хочу немного поговорить о вас как о художнике. Во-первых, от каких художников у вас захватывает дух?

Знаете, мне стыдно это говорить, но у меня в самом деле нет одного художника, по которому я сходил бы с ума. Я случайно наткнулся на книгу, очень хорошую книгу, с ретроспективной выставки художника по имени Франк Клайн. Вы знаете, кто это?

Нет.

Он из Нью-Йоркской школы 60-х-70-х годов. Его современником был Джексон Поллак. Мне нравятся подобные вещи, но, на самом деле, я недостаточно об этом знаю … Я имею в виду, я начал изучать это теперь. Если вы начинаете заниматься велосипедными гонками, вам потом становится интересно, кто занимался ими раньше, кто – теперь, понимаете, к чему я веду? Мне всегда нравилось, в некоторой степени, ходить по музеям, но, одновременно это занятие казалось мне довольно скучным. Но иногда проходишь мимо и внезапно восклицаешь: “О! Взгляните на эту картину или фотографию!” У меня был такой недисциплинированный, беспорядочный способ изучать искусство. Если я в Нью-Йорке и у меня есть время, или я попадаю в любой большой город, я столь же охотно смотрю на местное народное искусство. Мне нравится находить вещи в магазине подержанных вещей. Я выискиваю там много изумительных картин и прочего. Никто из людей не увидел бы их в противном случае. Этот художник, я просматривал его книгу и почувствовал, что там нет ни единой картины, которая бы мне так или иначе не нравилась. Не то чтобы мои вещи выглядели так же, просто это чудесно. А кто нравится вам?

Мне? Лично?, Munch, Klimt [Carravaggio – художник ительянского Возрождения; Munch – норвежский художник; Klimt – австрийский художник 18 века], такого плана.

Хм, вы знаете, мне нравится Munch, на самом деле. Всякий раз, когда я видел его работы, они мне нравились. Я видел их в Норвегии.

Я также большой поклонник реализма.

Я только что был в Италии и ходил в Uffizi Gallery. У них есть все картины Возрождения. Это невероятно, как люди это делали, хотя это и было все, что могло продемонстрировать человечество. Это другой способ смотреть на вещи.

Правильно. Я вырос как большой поклонник комиксов. Это не тот вид исскусства, которым стоит гордиться.

Моему сыну такое нравится. Ему нравится все время рисовать. Я должен все время развиваться. Знаете, это похоже на кино или киноактеров. Не обязательно должна быть выдающаяся личность… Есть некие картины, которые я любил, или произведения искусства, которые меня притягивали. Если бы я был больше озабочен этим, я был бы более последовательным, я мог бы спросить себя: “Хорошо, мне нравится это или это?” И мог увидеть некий образец, я полагаю.

Я знаю, при работе вы используете и фотографии, и масло.

Да, акриловые краски, масло. Иногда все вместе.

И таким способом вы достигаете желаемого эффекта? Или это можно только почувствовать?

Мне нравится рисовать и нравится клей. Нравится гель, знаете? Акриловый гель. Забавно играть с ним и видеть, на что он способен. Некоторые вещи обычно не смешивают: масло, акрил, или воду. Мне просто нравится пачкать холст, играть с этим и видеть, что происходит. Это очень забавно. Иногда получается что-то интересное случайно, если покрываешь слой краски чем-то, что не использовал раньше. Бывает просто предчувствие – из этого выйдет что-то необычное. Это повлияет на качество картины или изменит ее как-то иначе, химически, интересным способом поменяет их тон. Я не знаю. У меня действительно нет объяснений.

Просто надо правильно ощущать

Да, у меня коробки и коробки тюбиков с акриловой краской. У меня есть друг, Робби из Остина, Техас, он прислал мне некоторые из них, около пяти или шести цветов. Это было перед “Идеальным убийством. Я делал с их помощью некоторые вещички: рекламные листки, маленькие рисунки, картины, и мне действительно нравилось качество, то, что они очень быстро сохнут, и способ, которым их можно обрабатывать. Интересно, что они стоят около 80 или 90 центов в вместо 15 или 20 баксов за тюбик масляной краски, или даже 30 за определенные цвета. Целая коробка стоит меньше, чем один тюбик масляной краски, а результат такой же. Вот так, кто-нибудь что-то тебе присылает, и это работает. Я по существу пользуюсь всем, что есть у меня дома, потому что обычно мне что-нибудь проиходит в голову ночью, когда все магазины закрыты. Нечто особенное иногда придумывается и днем, и можно сходить в магазин, но сначала я обычно использую то, что есть в доме, и это нетрадиционные материалы.

Давайте поглядим, на что будет похож блин из бездрожжевого теста…

Точно! (оба смеются) Еще лимонный сок. Мой дом постепенно, за последние полтора года, почти превратился в мастерскую. Я отодвинул в сторону мебель, повсюду капли краски. У меня коробки этих тюбиков с краской и разных материалов для рисования.

А еще у вас бывают художественные выставки…

У меня открывается выставка в очень хорошей галерее. И я очень этому рад. Это галерея “Трэк16” в Санта-Монике. Я жду ее с нетерпением. Она откроется 21 ноября и продлится до 9 января. Там будет много фотографий, из них много новых.

Как все это происходит? Это результат вашей работы в кино?

Ну, я делал пару фотовыставок до этого, не знаю, видели вы их или нет, но они были любопытны, учитывая тот материал, что у меня был. Устроители выставки приходили ко мне домой и смотрели на картины, на груды и груды фотографий, которые лежали вокруг. Им понравилось достаточно, чтобы я получил шанс, я полагаю.

Вы думаете, раз вы актер, и должны, по определению, сопереживать своим персонажам, это помогает вам лучше понимать, что значит быть человеком (или, как в случае с “Пророчеством”, не человеком)?

Написание картин, вы имеете в виду? Я не знаю. Не уверен. То есть, я не думаю, что это может повредить. Есть люди, которые играют (роли), это просто им ближе. Они могут не вкладывать, или вкладывают, больше смысла в то, что они играют. Мне нравится узнавать персонажей, и я никогда не играл героя, неважно, насколько отвратительны его действия, который бы мне совершенно не нравился. Я всегда в известном смысле чувствую связь со своим героем. Полагаю, несомненно, я стал заниматься картинами более или менее всерьез и продолжал заниматься ими, потому что не знал, для чего я это делаю. Если я остановлюсь и буду слишком много об этом думать, у меня вообще перестанет что-либо получаться. Я знаю, что должен терпимо относиться к собственным ошибкам, быть открытым для критики и все такое. Просто рисовать и демонстрировать то, что удалось создать. Я не могу позволить себе роскошь начать с нуля, просто броситься в это без особых раздумий, раз это, возможно, будет мне полезно в плане актерской игры. Нельзя быть несправедливым к себе. Решительно, я не знаю.

Вы не думаете, что искусство может зайти слишком далеко? Годы спустя, люди болтают о работах Robert Mapplethorpe, и рассуждают, было ли это искусством. Вы не думаете, что искусство может зайти слишком далеко, и есть ли искусство, которым не следовало бы…

Нет. Я имею в виду, Боже, почему? Я думаю, зайти слишком далеко – это хватать людей на улицах и, угрожая им ружьем, вести в галерею или в кинотеатр и под пытками заставлять смотреть на твои трогательные рисунки или фотографии, не имеет значения, на что. Здесь речь даже не о художнике, а о том, свободны люди смотреть или не смотреть на то, что ты делаешь. Я понимаю, что людям многое навязывает телевидение – если они предпочитают иметьдома телевизор. Я – нет. И к тому же, как уследишь, что смотрят твои дети? Все эти рекламные передачи и шоу… А потом они подрастают и начинают смотреть всякую чепуху независимо от того, нравится тебе это или нет. Понимаете, за этим трудно уследить. Я думаю, все зависит от того, как много времени вы проводите со своими детьми и как много говорите с ними обо всем этом. Идеальные родители не позволили бы ребенку смотреть ТВ, пока не заняли бы прочное место в его жизни. Нужно просто проявлять интерес к тому, чем ребенок занимается. Искусство, полагаю, может завести слишком далеко, только если заставляешь людей смотреть на дерьмо, на которое они смотреть не хотят. Некоторые люди могли бы даже сказать: “О чем ты говоришь? Это и есть спектакль, если ты создаешь “пробку”, раздеваешься и заставляешь людей смотреть”. Может, это позиция. Не знаю.

Итак, выствка открывается и продлится до января…

Да. Если люди проявят интерес, мы, может быть, сделаем что-то подобное в Нью-Йорке с фотографиями, не знаю.

О’кей. В таком случае, для вас это бизнес, такой же, как работа актером?

Только если люди купят что-нибудь из этих картин. Не знаю, могу ли я зарабатывать этим на жизнь. Кто знает, но я на это не рассчитываю, так что вскоре мне придется снова искать работу (смеется).

Тем не менее, сколько раз, будучи честолюбивым актером, вы говорили себе: “Не знаю, заработаю ли я когда-нибудь на этом деньги”.

У меня были определенные сомнения насчет этого, когда я впервые начал сниматься. Тогда я еще не осознавал, что буду заниматься достаточно долго, чтобы что-то заработать. Но это относится и к жизни вообще, я полагаю. Если бы человек мог сказать: “Смотри, ты сейчас сломаешь ногу. У тебя случится сердечный приступ. Ты скажешь или сделаешь что-то неприятное людям, которые не хотят, чтобы ты это говорил или делал. Ты будешь быть подлым, и люди будут подлы к тебе. Ты увидишь нечто ужасное. Ты смертельно заболеешь”. Я имею в виду, будешь при смерти. Даже если кто-то потрясающе удачлив, все равно. Если нужно принять сознательное решение, многие в первый момент готовы отказаться. И при этом они говорят: “Я точно не изменю решения”. (саркастично) Как будто это возможно. Но если говорить об актерской игре, это сумма компромиссов, больших и маленьких трудностей, унижений, крушений планов, недоброжелательности… не знаю, охотно ли я, бывало, занимаюсь этим. Это интересная вещь: я что-то начинаю, а потом оно обретает собственную жизнь. Оно диктует мне, что делать, с кем работать, например, с определенным человеком, который может чему-то научить, или отправляет меня совершенно в другом направлении. И – о чудо! Прошли годы, а я все еще занимаюсь этим. Если бы это было только ради денег, то не продлилось бы так долго, потому что у меня были времена, когда я не мог заработать игрой в кино даже на арендную плату.

ОК, последний вопрос. Кем вы хотите, чтобы вас помнили через двадцать лет – актером, который рисовал, или художником, который играл в кино?

Не знаю. Я… Ох… Меня это действительно мало волнует. (смеется) Мне бы хотелось знать, что я честен. Я был собой до того, как стать художником, или актером, или поэтом, или фотографом, или живописцем, или чем там еще. Так или иначе, заканчиваешь тем, что занимаешься искусством. Быть художником значит быть художником. Просто быть. Если ты только играешь в кино, ты уже художник. Я надеюсь, что двадцать лет спустя я смогу взглянуть на свои картины и без страха спросить себя: “Я на самом деле счастлив, что написал их? Они и вправду хороши?” Полагаю, Пикассо мог взять дерьмо на салфетке и продать за сотню тысяч долларов. Но при этом он испытавал бы желание выдумать что-нибудь этакое, или знал бы, что честен с собой в этот момент? То есть я надеюсь, у меня есть кое-какие перспективы, если я продолжу заниматься этим.